15 мая ознаменовалось сенсационным событием в культурно-религиозном поле: президент Путин распорядился передать икону «Троица» Андрея Рублева на хранение РПЦ. Новость, похоже, оказалась неожиданной не только для музейных работников, но даже и для бенефициаров в церковной среде, поэтому всю неделю заинтересованные лица с разных сторон пытались понять, что с новостью делать. Почему православным и светским искусствоведам сложно понять друг друга и с чем может быть связан такой внезапный президентский жест?
Сенсация случилась 15 мая, когда пресс-служба Московской патриархии сообщила, что «в ответ на многочисленные просьбы православных верующих Президентом Российской Федерации В.В. Путиным принято решение о возвращении Русской Православной Церкви чудотворной иконы «Троица», написанной преподобным Андреем Рублевым». Икону на год планировалось поместить в храме Христа Спасителя, а затем вернуть на историческое место в Троицком соборе Свято-Троицкой Сергиевой лавры – отсюда икону в 1918 году забрали на реставрацию, а потом в музей. Точные даты передачи иконы тогда еще не объявлялись.
(Можно вспомнить, что вопрос о возвращении иконы церкви поднимался и ранее – например, в 1993 году Борис Ельцин высказывал намерение вернуть ее в храм, но передача не состоялась.)
В последующие дни представители РПЦ продолжали радоваться неожиданному приобретению: 16 мая на заседании Священного Синода патриарх похвалился деталями удачи: оказалось, он передавал обращение руководителю Администрации президента, в котором просил по примеру прошлогодней выдачи иконы для празднования дня перенесения мощей святого Сергия Радонежского «организовать ее принесение на праздник Святой Троицы из Третьяковской галереи в кафедральный соборный храм Христа Спасителя города Москвы с пребыванием иконы в этом храме в течение двух недель». В ответ на скромную просьбу (хотя и такой краткосрочный переезд в прошлом году повредил памятнику) последовала неожиданно щедрая реакция «да забирайте насовсем», о чем, как сказал патриарх, «мы могли только мечтать». Собравшиеся на заседании Синода возгласили по этому поводу многолетие президенту и написали ему благодарственное письмо.
В это время спецпредставитель Президента РФ по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой, видимо, еще пребывал в блаженном неведении относительно твердости исторического решения, потому что в комментарии «Российской газете» сообщил:
«В отдельных случаях, когда речь идет о таких шедеврах, как "Троица" Андрея Рублева, любое перемещение из музейного пространства – даже во имя самых высоких целей – может привести к непоправимым последствиям, которых необходимо избежать. Именно поэтому такую острую общественную реакцию вызвала распространившаяся в минувший понедельник новость о том, что принято решение о передаче "Троицы" из Третьяковской галереи РПЦ. Но она оказалась непростой. Передача особо ценных объектов культуры из музейного фонда может осуществляться только на основании федерального закона». Михаил Швыдкой.
Пресс-служба Третьяковской галереи отходила от шока до 17 мая, когда наконец появился сдержанно-печальный официальный комментарий:
«Государственная Третьяковская галерея, являясь федеральным музеем и находясь в ведении своего учредителя – Министерства культуры Российской Федерации, ожидает подписанных Министерством распорядительных документов, на основании которых икона «Святая Троица» Андрея Рублева (Инв.13012), входящая в состав государственной части музейного фонда Российской Федерации, будет передана 4 июня 2023 года для богослужений в храм Христа Спасителя…». Пресс-служба Третьяковской галереи.
Так в истории впервые появилась конкретная дата передачи шедевра в храм – 4 июня.
Директор Третьяковки Елена Проничева новость не комментировала (предположение о возможных причинах такого молчания позже высказала искусствовед Софья Багдасарова в студии РБК-ТВ: «У них сейчас кризисная ситуация, и, возможно, они пытаются сейчас ее другими путями решить»).
Зато от комментария не удержалась коллега Проничевой, директор Пушкинского музея Елизавета Лихачева, в тот же день заявившая ТАСС, что икона…
…«может быть просто утрачена, она может развалиться на части: там три доски, и они не очень хорошо скреплены между собой. Эта икона никогда не была представлена как чудотворная. "Троица" — это главный русский вклад в христианскую иконографию, [основное в ней]— не религиозное значение, а значение искусствоведческое». Елизавета Лихачева.
К 19 мая у Московской Патриархии наконец появились конкретные идеи, что делать с нечаянным подарком, и их обозначила в интервью РИА «Новости» руководитель Правового управления МП игумения Ксения (Чернега) (попутно она высказалась о другом «подарке» РПЦ – передаче из Эрмитажа раки Александра Невского, рассказав, что вернуть в нее мощи святого собираются в день его памяти 12 сентября).
В основном интервью касалось формальных вопросов – статей закона, на основании которых музейные предметы могут быть переданы на хранение в храмы, формы договоров, которые будут регулировать статус памятников и т.п. Попутно монахиня указала, что ничего особенно из ряда вон выходящего с юридической точки зрения в событиях не видит, поскольку «имеется много других случаев передачи религиозным организациям Русской православной церкви музейных ценностей религиозного назначения. Так, например, только в Москве в безвозмездное пользование Новодевичьего монастыря передана 271 икона в составе пяти иконостасов, находящихся в оперативном управлении Государственного исторического музея». Также она напомнила, что рака и икона останутся государственной собственностью, поскольку предметы из государственной части Музейного фонда РФ не могут отчуждаться в собственность других организаций. Просто добавится новый правообладатель – религиозная организация, получающая икону в безвозмездное пользование (действительно, почти ничего не изменится, не так ли?).
Еще игумения Ксения рассказала, что, например, Эрмитаж будет вправе отказаться от договора во внесудебном порядке, если условия хранения раки в храме не будут соответствовать требованиям музея. Сможет ли поступить также Третьяковская галерея, не уточнялось.
Сакральное & культурное
Основная часть православной общественности если и высказывалась о передаче иконы в храм публично, то, конечно, только в позитивном тоне «ну наконец-то, теперь бы еще Спасо-Андроников монастырь назад вернуть». Голоса против раздались, в основном, со стороны тех, кто находится в оппозиции к официальному церковному мнению. Их высказывания в целом совпали с мнением светских искусствоведов: икона обрела свое мировое значение именно как музейный экспонат, исторический облик которого восстановили реставраторы, для верующих она не слишком выделялась из ряда других икон Лавры, забирать ее теперь из музея, где она выполняла в том числе и миссионерскую функцию, – варварство…
Так, в день, когда стало известно об удовлетворении «многочисленных просьб верующих», библеист Андрей Десницкий (находящийся в Литве), в своем канале усомнился, что верующие изначально воспринимали «Троицу» как особо чтимую святыню:
«Троицу» Рублева открыли миру в начале XX века музейщики и реставраторы. Она не была особо чтимой, была закрыта массивным окладом и была притом "поновлена" в палехском стиле. История, похоже, повторяется. Если вернете нам в Лавру "Троицу", вымолим вам Бахмут – похоже, кто-то такое Верховному пообещал.
P.S. Поясню для тех, кому не понятно. Вопрос, "кому принадлежит эта икона", имеет только один разумный ответ: человечеству. И храниться она должна в тех условиях, которые гарантируют ее сохранность. Это НИКАК НЕ условия большого храма с многотысячными толпами и крайне неустойчивым влажностно-температурным режимом. Через несколько лет это просто будут рассохшиеся доски с осыпавшейся краской, вот и всё» Андрей Десницкий.
16 мая искусствовед Сергей Ходнев в статье в «Коммерсанте» раскритиковал формулировки заявления патриархии:
«Икона названа «чудотворной», что является заведомой неправдой. Нет записей о чудотворении «Троицы», нет в богослужебном обиходе ни праздника, ни служб в честь конкретно этого образа — а с чудотворными иконами подобного возраста это практически неминуемо происходило. Икону, да, чтили как храмовый образ Троицкого собора, где находятся мощи преподобного Сергия Радонежского. Но, в отличие от гробницы преподобного, она никогда не была специальным объектом паломничества. Не была в Лавре — но стала в Третьяковской галерее. Именно после того, как с нее сняли оклад XVI–XVIII веков, закрывавший ее практически наглухо, и после того, как сняли несколько слоев записей и поновлений, открыв то, что осталось от живописи XV века. После того, как вслед за реставраторами искусствоведы объясняли, в чем именно здесь «умозрение в красках», в чем состоит хрупкое художественное вещество, делающее «Троицу» сокровищем национального искусства и русского духовного опыта. Именно светский культ Андрея Рублева как главного древнерусского художника привел к тому, что его канонизировали в перестроечном 1988 году в лике преподобных — а никак не наоборот» Сергей Ходнев.
Искусствовед Софья Багдасарова прокомментировала будущее иконы категоричными словами «Она умрет», сконцентрировавшись на описании состояния доски и красок:
«В Третьяковке "Троица" постоянно находится на контроле (как больной в палате, обвешанный датчиками), в специальной витрине ("кислородной палатке"). Если такой древний предмет переместить из климата, в котором он привык находиться, в любой другой, тем более не в музейный, где много открытого огня (свечи) и людей, которые потеют и дышат, то предмет начнет чувствовать себя очень плохо. Коробиться, осыпаться (…) Если "Троицу" навсегда переместить из музея ("больницы") и музейных работников, реставраторов ("санитаров" и "хирургов") в церковь (место, неприспособленное для паллиативного лечения доски возрастом 600 лет), то она достаточно скоро умрет. Нет, волшебная супер-пупер вакуумная капсула-витрина за миллионы (которую все равно не сделают) - не поможет. Представьте себе больного, которого перемещают из больницы в храм, пускай даже со всем оборудованием и специалистами». Софья Багдасарова.
Иконе после перемещения в храм Багдасарова дала нескольких месяцев до года жизни.
Диакон (уже не МП, а какой-то иной православной Церкви, которую он не называет) Андрей Кураев высказал солидарное мнение, описав, каким будет положение иконы в Лавре, где вместо миллионов посетителей Третьяковки «миссионерский форпост русского православия» увидят лишь десятки тысяч верующих, которым тоже будет непросто его разглядеть:
«Во-первых, в Троицком соборе все время читается акафист преп. Сергию. Это означает, что рассказ экскурсовода перед иконой невозможен. Рассказывать о ней придется на улице, под дождем и снегом. Аудио- и видеоряды будут радикально не совпадать по времени и пространству: придется рассказывать о еще невидимой иконе на улице и потом в храме показывать икону, о которой ничего рассказать уже нельзя.
Во-вторых, к иконе туристы не смогут подойти. Ее место в том углу тесного Троицкого храма, где стоит рака с мощами Сергия, и в этом углу всегда стоят молящиеся. Приветствовать туристов и уступать им пространство они не настроены. Значит, смотреть на нее можно будет с расстояния не ближе трех метров. На нее нельзя будет взглянуть с разных сторон и углов зрения, как можно сейчас в музее.
В-третьих, в храме будет постоянный сумрак, и икону нельзя будет разглядеть так, как в музее.
В-четвертых, футляр, в который для сохранности погружена икона, будет выламываться из иконостаса и разрушать целостное впечатление храма.
В-пятых, компетенция гидов ТСЛ много ниже компетенции гидов Третьяковки.
В-шестых, для вип-паломников монахи открывают раку с мощами и позволяют целовать череп Преподобного. Устоят ли они перед просьбами ВЫСОКИХ ГОСТЕЙ и личных друзей открыть им икону Рублева для горячего поцелуя? Раннее утро. Каждое утро. Братский молебен. И вся братия по окончании прикладывается к открытой иконе и открытым мощам... А братия сейчас в изрядной части молдавская и не очень склонная к разговорам о «культурной ценности и сохранности». Тут все просто: святыню надо целовать. Без физического контакта не сработает». Андрей Кураев.
Возможно, о.Андрей Кураев несколько сгустил краски относительно обращения братии монастыря с шедевром иконописи, но большинство факторов, на которые он указал, действительно, трудно оспорить.
Вернуть на место что взяли
Аргументы «принимающей стороны» зачастую звучат достаточно расплывчато – «восторжествовала справедливость», «пора возвращать Церкви то, что нее отобрала безбожная советская власть» и т.п. Именно таким было озвученное 19 мая на канале РБК мнение заместителя председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Вахтанга Капшидзе (отметим, члена Союза художников России):
«В истории нашего государства был период, когда все эти религиозные святыни были насильственно, в условиях безбожных гонений, антирелигиозных репрессий, изъяты у верующих. И без согласия верующих, точнее, вопреки их воле, переданы на хранение в музейные учреждения. При этом часть религиозных святынь была попросту уничтожена: храмы взорваны, монастыри закрыты, многие фрески были утрачены… И мы должны этот период в истории нашего государства оценивать, на мой взгляд, исходя из понятия справедливости». Вахтанг Капшидзе.
Ранее в сетевой дискуссии Андрей Десницкий комментировал такую логику:
«Можно, разумеется, задать вопрос о том, насколько доказано уникальное правопреемство между РПЦ МП и той церковной организацией, которая владела иконой до ее конфискации большевиками и о том, почему в таком случае мне не возвращают собственность моих предков, которую большевики тоже конфисковали, но дело даже не в этом. При таком подходе частная собственность становится абсолютной, непреходящей ценностью, перед которой меркнет всё прочее. Андрей Рублев бы удивился» Андрей Десницкий.
Искусствовед Софья Багдасарова ответила Кипшидзе ссылкой на Писание:
«Если говорить о справедливости, можно вспомнить притчу про царя Соломона и про двух женщин, которые пришли к нему и сказали «Это мой младенец!». И что он сделал? Он сказал: «Давайте я разрублю этого младенца пополам и вас устроит такое решение?». Одна женщина сказала «да, устроит», другая сказала: «Нет, это не мой сын, пусть она его забирает целиком». Вот сейчас абсолютно такая же ситуация: можно сделать по условной справедливости и вернуть икону ее первоначальному заказчику, но тогда икона погибнет». Софья Багдасарова.
В том же эфире ситуацию прокомментировал декан факультета церковных художеств ПСТГУ и старший научный сотрудник музея Андрея Рублева протоиерей Александр Салтыков. Впрочем, из его ответа понять можно было только, что он не в курсе деталей будущей передачи иконы храму, однако верит, что в церковном сообществе найдутся специалисты, способные в сотрудничестве с музейными работниками как-нибудь позаботиться об общем достоянии. «Проблема, хотя она старая, в то же время совершенно новая», – заинтриговал отец Александр слушателей, – «Значение этой иконы переросло ее пребывание в музейном зале. К счастью, мы живем в XXI веке, и эпоха воинствующего атеизма отошла в прошлое…» (далее следовал привычный пассаж про сложные времена, когда святыни изымались из храмов и уничтожались). Однако представитель ПСТГУ все же признал, что Лавра – не очень подходящее место для хранения такого хрупкого памятника, поэтому «уже возникло очень хорошее промежуточное решение о том, что икона не будет отправлена сразу в Лавру, а будет находиться в храме Христа Спасителя. Прежде чем галерея вынуждена будет туда ее передать, все условия ее там пребывания будут согласованы со специалистами».
Если оставить за скобками рассуждения о том, чья собственность кому должна быть возвращена, и нежелание представителей РПЦ критиковать решения церковного и светского начальства, остается все же иная, более глубокая и важная причина, по которой даже критично настроенные к инициативам российской власти верующие не спешат осуждать передачу иконы из музея. С православной точки зрения икона все-таки прежде всего предмет сакральный, и место его – в храме, поскольку предназначен он для молитв, а не для изучения и осмотров искусствоведов и музейных посетителей. Ситуация, когда религиозные памятники находятся в музеях как экспонаты, не очень типична для христианских стран, в которых не было периода борьбы государства с религией, и в России христианами эта ситуация воспринимается как не очень нормальная – если не на рациональном уровне (все понятно про условия хранения), то на эмоциональном (видеть икону не в храме – больно). Отсюда и ступор в оценках ситуации, которую часто характеризуют словами: да, плохо, если икона пострадает, но ведь это икона, находиться в храме для нее правильнее…
Здесь можно отметить, что у той же Третьяковки есть примеры иных решений, более-менее устраивающих всех: так, еще более древняя (XII век, а не XV, как «Троица») Владимирская икона Божией Матери размещается в храме святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее, где сотрудники музея могут следить за ее состоянием, а посетители – ее видеть (в храм можно попасть из здания галереи). Кстати, толпы паломников у этой иконы в обычные дни тоже не наблюдается. Казалось бы, если «Троицу» так важно поместить в храм, почему не перенести ее сюда же – транспортировка не такая сложная, как переезд в ХХС, а тем более в Лавру, и с температурным режимом, судя по всему, в храме-музее в Толмачах дела обстоят лучше, и реставраторы рядом?
Относительно разумную (хотя и оригинальную) точку зрения предложил православный публицист иеромонах и врач-реаниматолог Феодорит (Сенчуков):
«1. Икона нужна для молитвы и создавалась конкретно эта икона для храмовой молитвы. Поэтому ее место - в храме.
2. Эта икона имеет огромную культурную ценность как художественное произведение. Религиозная же ее ценность равна всем остальным иконам Святой Троицы.
3. Условия хранения в Третьяковской галерее лучше, чем в Троице-Сергиевой Лавре. Вывод: для этой иконы надо построить отдельный храм с современными условиями музейного хранения или освятить одно из помещений ТГ как Троицкую часовню, разместив икону там». Феодорит (Сергей Сенчуков).
Про агиополитику
Пока более рассудительная часть церковной общественности пытается найти какие-то компромиссы между желанием видеть икону в храмовом пространстве и опасениями за сохранность шедевра живописи, церковным радикалам все понятно – не только вопрос о том, где иконе место, но и вопрос о том, с чего президент решил это место поменять.
Квинтэссенцией таких высказываний можно счесть комментарий православного публициста националистических взглядов Егора Холмогорова каналу «Консерватор»:
«Владимир Путин наконец-то всерьез занялся агиополитикой. То есть традиционными для русской цивилизации и государственности действиями, обращенными к Богу с испрошением Его благодати и помощи на защиту Святой Руси. Жители Нового Рима — Константинополя, верили (нет, слово "верили" здесь не подходит — знали), что Город спасала Пресвятая Богородица, которую не случайно именовали "взбранной воеводой" (если переводить буквально — "защитницей-стратегом"). Люди Святой Руси точно так же знали, что он нашествия Тамерлана уберегла Русь чудотворная Владимирская Икона Божией Матери, а поляков и французов помогла изгнать Казанская икона.
Вся наша история, в том числе военная, проникнута верой в чудо, в могущественную поддержку Бога, подаваемую через православные святыни — иконы, кресты, мощи святых. Протестантствующие персонажи, некоторые даже при рясах и с крестами, любят называть это "магизмом". Сейчас с этим полемизировать гораздо проще. Достаточно показать фото гомо-свадьбы, до которой довел именно протестантский "не-магизм", чтобы было очевидно — во взгляде традиции на мир, в уверенности, что для встречи с Богом святыни нужны, что победа дается силой Божией, не меньше, чем силой оружия, заключена истина, а вот противоположные традиции взгляды обычная дорога к гнусности.
Многие отметили жест Владимира Путина во время визита на фронт передавшего командующим икону, которую начали возить по войскам. Это был именно агиополитический жест. И устранение кощунства по отношению к Александру Невскому, мощи которого были буквально выкинуты из раки большевиками — это, прежде всего, ясное выражение просьбы о его заступничестве. Точно так же икона Святой Троицы — давно уже больше чем просто одна из многочисленных икон на сюжет «Гостеприимства Авраама». И, конечно, она должна находиться на своей духовной родине, в духовном средоточии Святой Руси – Троице Сергиевой Лавре, будучи главной святыней этой обители (...) Не надо этого лицемерия про «краска осыплется, икона погибнет». Во-первых, если мы верим искренне, мы знаем, что Господь не допустит того, что Ему не угодно. Во-вторых, как образованные люди мы знаем, что большая часть иконы была по сути создана заново Григорием Осиповичем Чириковым в процессе раскрытия. И что главное в этой иконе не «подлинный Рублев» (хотя к скептикам в вопросе атрибуции я себя не отношу), а то, что это соборная икона Троицкой Лавры. Великое религиозное искусство велико именно тем, что оно служит Богу, эстетическая функция не может заслонять в нем сакральную. Без служения Богу и мы и наши иконы – это просто раскрашенные доски.
Мы вступили в великую войну и просим Бога о Победе. Арт-блогерам и модным галеристам Бог победы не дарует…» Егор Холмогоров.
Этот обширный комментарий прекрасен тем, что включил все характерные черты «новой русской религии» – и отсылки к русской цивилизации, и причудливую смесь христианства с язычеством, и мечты о скорой победе над земными врагами с небесной помощью. Если посмотреть на происходящее так, становится понятно, почему президент решил осчастливить горячо поддерживающих его свершения церковных иерархов не передачей им какого-нибудь монастыря или, например, Исаакиевского собора, который РПЦ давно себе просила, а именно перемещением древней иконы. Тут явно прослеживается влияние популярного православного мифа об облете с Казанской иконой вокруг Москвы в 1941 году (все прочие истории о геополитической помощи по молитвам перед той или иной иконой тоже, конечно, сюда подтягиваются). Как писал об этом Андрей Десницкий: «Если вернете нам в Лавру "Троицу", вымолим вам Бахмут – похоже, кто-то такое Верховному пообещал» (и вероятно, события последних дней должны подтвердить главнокомандующему, что средство «работает»?).
Правда, странно, что никто из комментировавших решение президента в стиле «хоть каким путем, но пусть икона вернется в храм» не вспомнил историю из Библии о царе Давиде. Ветхий Завет сообщает, что Давид захотел построить в Иерусалиме грандиозный храм и поместить туда святыню иудейского народа – ковчег со скрижалями завета с Богом, который хранился в весьма скромных условиях. Однако Бог через пророка все же сообщил ему, что не хочет такого дара: «Ты пролил много крови и вёл большие войны; ты не должен строить дома имени Моему, потому что пролил много крови на землю пред лицом Моим» (1-я книга Паралипоменон, глава 22, стих 8). Поэтому построить в Иерусалиме храм предстояло сыну Давида, тому самому Соломону.
Если уж Богу не было угодно участие в постройке храма вполне достойного, хоть и немало повоевавшего правителя, будет ли угодна забота о святынях, проявленная, возможно, со вполне приземленными намерениями? А ведь есть риск, что все сложится иначе, и очередное «историческое решение» вновь приведет не к тем результатам, каких хотелось. Зато позволит президенту войти в историю еще и в качестве человека, распоряжением которого была уничтожена уникальная икона «Троица».
И это был бы тоже по-своему справедливый финал.
